До сих пор эти рынки сосуществовали параллельно и относительно мирно во многих субъектах РФ, имели свою коммерческую специализацию, разделение труда. Наглядно это прослеживается в Москве, Санкт-Петербурге, многих областных центрах, где давно состоялась негласная «демаркация границ» рынков, на которых заняты представители всех сколько-нибудь крупных потоков внешних мигрантов.
Этнорегиональное разделение наблюдается повсеместно. К примеру, мигранты из Азербайджана – уроженцы городов Казах и Акстафа оседают в городах Когалым, Сургут и Тюмень, бакинцы и жители Апшерона помимо Москвы активно осваивают Дальний Восток (Владивосток, Хабаровск, полуостров Сахалин). Жителей субтропической Ленкорани, Масаллы. немало в Мурманске, Архангельске и других населенных пунктах Заполярья. Уроженцы Карабаха представлены в Нижнем Новгороде, Самаре, Москве, а шамкирцы и гянджинцы - в Москве, Подмосковье, Санкт-Петербурге. Однако в крупных городах такое разделение становится еще более «дробным». В Санкт-Петербурге торговлю овощами и фруктами на Невском рынке ведут мигранты из Файзабадского района Таджикистана, на Ладожском - из Кофарнихонского района, на Звездном - душанбинцы и гиссарцы.
Данные явления свидетельствуют о наиболее общей тенденции этнической и географической избирательности движения мигрантов в те регионы России, где функционируют контролируемые ими анклавные рынки труда. В свою очередь, это позволяет сформулировать вывод о том, что подобное движение трудовых мигрантов есть устойчивый, повторяющийся и, по-видимому, достаточно управляемый процесс, как на институциональном, так и неинституциональном уровнях. В первом случае управление осуществляется соответствующими институтами исполнительной власти России и стран выезда. На практике они обычно охватывают небольшую часть миграционных потоков. Во втором случае осуществляется неформальное, но более эффективное (фактическое) управление движением основной массы мигрантов через систему патерналистских отношений, свойственных устойчивым общностям - родам, кланам, возглавляемым «банкирами людей» - лидерами этих общностей, региональными элитами, обладающими различными, чаще всего традиционными способами влияния на людей. Много общих черт наблюдается и в организационном строении и функционировании этнических групп мигрантов, контролирующих анклавные рынки труда. Среди этих черт: формирование групп по принципу родства, земляческих связей; строгая внутренняя иерархия и самоуправление; отношения лидеров групп с влиятельными фигурами в принимающем обществе; сращивание с криминальным миром, заметное обособление от принимающего общества. Исследователи С. Олимова и И. Боек подметили, что традиционная структура таджикского общества, основанная на тесно спаянных родовых общинах - авлодах предопределила высокую степень организованности таджикских мигрантских сообществ существующих как самоуправляющиеся коллективы.
Азербайджанские мигранты, указывает исследователь А. Юнусов, стремятся селиться в России по местническому признаку. Они никогда не отправятся в поездку туда, где у них нет родственников или земляков, так как без предварительной договоренности и помощи соотечественников их поездка обречена на неудачу. Адаптируясь к российской действительности, они «играют» по действующим в ней теневым правилам. К примеру, в Москве азербайджанцы, торгующие на рынках попадают под так называемую «крышу» в лице азербайджанских криминальных авторитетов, регулярно отчисляют им деньги в «общак» для улаживания текущих проблем с милицией и местными властями. Если у мигрантов появляются более серьезные проблемы с принимающим обществом, то в дело вмешиваются лидеры общемосковского азербайджанского «общака», имеющие обширные связи в криминальной среде и правительственных кругах России, Азербайджана и являющиеся одними из самых состоятельных людей.
