Хотя Сталин и не скрывал своих взглядов о существовании политики устрашения, противники сталинизма не смогли и, пожалуй, не могли ничего изменить. Мы согласны с теми авторами, кто при анализе деформаций социализма исходит из объяснения экономического, политического, идеологического и психологического разбалансирования жизнедеятельности его основных социальных субъектов (28). Сегодняшние исследования показывают, что наиболее защищенной социальной силой, особенно с конца 20-х годов, выступала именно партийно-государственная бюрократия, реализующая свою не делимую ни с кем власть через репрессивные органы; монопольное право определять стратегию производства, распределения и потребления материальных благ; идеологическое обоснование своей исключительности; создание системы светской религии во главе с вождем; психологическую обработку народа в направлении деформации духовности и социальной приниженности. Социальные потенции других общественных сил существенно сужались путем, например, узаконивания “приписного” крестьянства; привязывания, деформирующей личность рабочих системой “льгот” к одному предприятию, станку; шельмования и физического подавления интеллигенции и т. д. Многослойный страх вел к самоубийствам, эмиграции, предательству идеалов и друзей, всеобщей подозрительности и мнительности. Страх настолько сковал людей, что даже XX съезд партии не смог его у многих не только устранить, но даже поколебать. Заметим, что не обходит страх и саму бюрократическую систему. Серьезно угрожала ей новая экономическая политика, но бюрократия оказалась сильнее . Затем она сменила культ личности на культ аппарата. Уже в 70-е годы, как замечает Ф. Бурлацкий, “причина экономической и технологической отсталости была одна — недопонимание и страх перед назревшими структурными реформами: переходом на хозрасчет в промышленности, кооперированием сервиса, звеньевым и семейным подрядом в деревне. И страшнее всего было бы режиму тех лет решиться на демократизацию, ограничение власти главной опорной базы Брежнева — бюрократии.